Подойдем как можно ближе к молящемуся в Гефсимании Христу, и мы увидим Его простертым на земле. Мы увидим тело Его, покрытое кровавым потом. Спросим распростертого на земле Господа: Учитель! Что с Тобою? Что переживает душа Твоя? Превратимся в слух, чтобы выслушать ответ нашего Спасителя.

Здесь, в Гефсимании, — как бы говорит нам Христос, — Я ощущаю всю тяжесть грехов человеческих, которые Я взял на Себя; проклятие Божие за грехи всего мира легло на Меня… — Христос, Который часто молился Отцу в Гефсиманском саду, лежал теперь перед Отцом, как взявший на Себя весь грех мира и все проклятие за него, И здесь, в Гефсиманском саду, лицо Отца сменилось как бы для Христа лицом строгого и справедливого Судьи — Судьи за все грехи и беззакония мира. Вот где причина кровавого пота на теле молящегося Христа.

«Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия!» Какая странная молитва! Он оставил небо для страдания и смерти… Он в течение всей Своей жизни на земле говорил о предстоящих на Голгофе страданиях и смерти. И вдруг Он молится о том, чтобы Отец избавил Его от этих страданий. Как понять эту молитву Христа? Это молитва человека Иисуса.

Она доказывает истинную человечность Христа. Когда крест был еще вдали, — человек Иисус тоже трепетал перед ним, и тоже молился об избавлении от него, как мы читаем об этом в Ев. Иоанна 12, 27: «Душа Моя теперь возмутилась, и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел». Тем более теперь, когда Он на один только шаг был от креста. Вот почему Он три раза молится об освобождении от чаши, голгофской чаши страданий и смерти.

Христос не был освобожден от креста. О чем это говорит нам? О том, что помимо креста другого пути для спасения грешников не было. Ни один ангел не мог бы искупить вину человечества; ни могущество Божие, ни Его безграничная любовь, — только чаша страданий, только смерть на Голгофе.

«Не Моя воля да будет, но Твоя…» Тоже как будто странные слова Христа. Разве у Христа была воля, не совпадающая с волей Отца? Нет, не была, но могла бы быть. Каждый человек имеет свою волю, и Христос, будучи не только Богом, но и истинным человеком, имел тоже Свою волю. Но эту Свою волю Он подчинил воле Отца: «Не Моя воля да будет, но Твоя». В Гефсимании мы видим высший вид молитвы: это молитва об исполнении воли Божией в нашей жизни. Именно об этом молился Христос в Гефсиманском саду.

Но нас могут удивить слова в Послании к Евреям 5, 7: «Он во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти, и услышан был за Свое благоговение». Как же был Он услышан? Он получил силу пойти на крест Голгофы без трепета души, без смертельной скорби, с которой Он пришел в Гефсиманию! Ему был послан ангел, который укреплял Его (Ев. Луки 22, 43). Как укреплял ангел Христа? Это, конечно, тайна, и мудрствовать сверх написанного нам не положено. Но мы не согрешим, если заглянем в нее.

В Книге пророка Исайи 53, 10 сказано: «Когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное…» Потомство долговечное — это бесчисленные сонмы спасенных. Не показал ли Ангел это потомство спасенных изнемогавшему в Гефсимании Христу? Ведь лучшее подкрепление в страдании — это увидеть смысл его, как говорится в одной духовной песне: «И печали — радость мне, если знаю, что страданья принесут хвалу Тебе…» Самое ужасное — это бессмысленные страдания в нашей жизни. Плоды голгофских страданий и смерти могли ободрить душу Христа, скорбевшую смертельно.

В то время, как Христос «с сильным воплем и со слезами приносил молитвы и моления могущему спасти Его от смерти», — три Его апостола спали крепким сном. Три раза Он будил их… Ему было печально видеть их спящими, но Он не осудил их — ведь они спали от печали (Ев. Луки 22, 45) и от немощи плоти: их дух был, по словам Христа, бодр, но плоть немощна (Ев. Матф. 26, 41).